Ланти навострила ушки. Учитывая, что девушка имела большую часть признаков эльфийского народа, это звучало по меньшей мере странно… Ушки-то и так острые…
- Дядя, ты слышишь то же, что и я? – осторожно, на грани шепота произнесла она, спиной прижимаясь к надежному боку скакуна. Умом девушка понимала, что они сделали что-то не очень хорошее… точнее, сказали… Короче, близился очередной имрюк, который можно будет с чистой совестью и оторванной головой записать в послужной список странствующего менестреля…

Сказать, что Ланти обиделась – это не сказать ничего. Жизнь и окружающий лес приобрели в лице юной эльфийки заклятого врага, который уже на закромах памяти деловито прикидывал, как нагнать над деревьями побольше драконов и поджечь всё к Коврюжьей Матери… Ах, мечты, мечты… Пускай невыполнимы, но ведь приятно?
- Дядя Храйк, знаете… - задумчиво произнесла девушка, делая спокойно-размеренный шаг назад. – Мне кажется, нас здесь не любят…

Аталантиэль оказалась в менее удобном положении, нежели дядюшка. Лёжа животом на широкой ветке и для надежности нежно обняв её руками и ногами (читай – вцепившись, как в луч последней надежды), эльфийка что-то тихо пробурчала себе под нос. Что-то в высшей степени неприличное, но приличествующее случаю. Менестрель мог бы различить лишь неуловимое «…а ведь он даже ещё не пил вроде…»
Заслышав бодрый вопрос родственника, Ланти безнадёжно стукнулась носом о свою ветку и уточнила:
- Хочешь, чтоб он от старости скончался? Ты как подсядешь на свои баллады… - девушка чихнула и едва не свалилась в сладострастные объятия лесного хозяина. – …я поседеть успею…
Единственное, что могло сейчас принести хоть каплю морального удовлетворения, было мелким, низким и недостойным благородного эльфа. Но Ланти пошла на это…
…и героически плюнула прямо в оскаленную морду бурого хищника…
Помирать – так с песней!

- Я всегда сомневалась в твоей нормальности, любимый дядя… - отозвалась Ланти, поудобнее устраивая свою пятую точку на жестком суке. – Ну хорошо, уломал. А что ты хоть петь-то собираешься, а? Будем надеяться, медведь не выдержит столь жестокого обращения с животными и убежит лечить свою сломанную детскую психику.
Эльфийка осторожно покосилась вниз и злорадно оскалилась в злобную морду а-ля  униженного и оскорблённого. Медведь ответил ей удивлённым взглядом и что-то заворчал по новой: столь странные по поведению существа ему ещё не встречались.
- Ты ещё с моим папой не знаком… - сочувствующе подбодрила зверя девушка. – Тебя б занудили до смерти…
Представив себе чинного эльфа Верховной Семёрки, в торжественной и благоговейной тишине зачитывающего медведю пакт о благоразумии и всепрощении, менестрельша фыркнула, повторно едва не свалившись на голову медведю

Последний куплет они запели дуэтом, раскачиваясь из стороны в сторону и приобнимая друг друга за плечи, как два шалопаистых пацана верхом на заборе.
Только вот не бывает у пацанов таких многогранный, как мешочек с изумрудами, голосов, переливающихся в свете солнечных лучей.

Я не сдохну, слышь, увечный!
Я не буду умирать!
Надо б сплюнуть - сплюнуть нечем:
Не огнем же мне плевать!
Вот и дева - эта дева -
Диетический продукт!
Вот ее и буду кушать,
Уходи отсюда... фрукт!

Ланти тоскливо покосилась на медведя, что-то основательно жующего далеко внизу. Спускаться вниз? Что-то настроения нет… совсем нет.
- Слышь, дядя Храйк… Я тут намедни… недельку назад песню сочинила… Послушай, что ли? – девушка шмыгнула носом. – Всё равно вариантов нет...
Песня грустная, может, это животные расплачется и уйдёт?
Ага, а я блондинка натуральная… И с остроухая.
Эльфийка поёрзала на ветке, выбирая положение поудобней, и сначала низко, затем выше и выше затянула:
- Уж сбиты лапы в кровь,
По грязи рысью вновь
Иду навстречу зимнему восходу.
И в нос ударит гарь,
Приют не предлагай –
Отказываюсь в пользу непогоды.
Весёлые песни у Ланти как-то не сочинялись. Обычно под конец «репертуара» пьяные наёмники, составлявшие основной контингент слушателей, рыдали винными слезами.
- Пути, дороги, тракты и развилки,
И холод, пробирающий до нитки –
Оставлю на снегу глубокий след.
Свобода мне милей мясной похлёбки,
Ошейника с натянутой верёвкой,
Когда хозяина на свете больше нет.
Ушёл, забыл, оставил без пригляду,
Забрав с собой любовь мою наградой,
Служившей раньше, будто поводок.
А у меня остался мой ошейник,
Сцепившийся с концом хвоста репейник
И за спиной – клыкастый серый волк.
Середины песен – были самым ответственным местом. Обычно именно в этот момент трактирщик решал, что ему дороже: весёлые клиенты или печальные. Обычно печальные платили за выпивку больше, так что философский вопрос решался в пользу юной менестрель…
- Вот стая замыкает смерти круг…
Освободи меня, лесной собрат и друг,
Уж разучился жить я на свободе.
Я верность подарил, исчез оскал,
Янтарных глаз огонь теперь уже пропал,
Давно я «пёсий сын», как говорят в народе.
Дыханье есть – а жизнь больше нет.
Я покупаю волчий ваш билет,
Хочу отправиться на лунную дорогу.
Туда, куда ушёл мой человек,
Хозяин, друг, душа моя навек…
Он для собаки остаётся богом.
Трагическая баллада окончилась. В огромный карих глазах эльфийки едва ли не стояли слезы… это тоже относилась к разряду профессиональных навыков – задавать настроение окружающим. Пускай это даже всего лишь коллега-родственник и озадаченный концертом медведь.

Отредактировано Аталантиэль (2008-08-24 22:12:34)

Да уж... - согласился Храйк, щелчком сбивая в свободный полет наглого рыжего муравья, уже навострившего свои челюсти на его утонченную артистичную кожу.
Полуэльф задом вперед спустился вслед за племяшей.
- Но проблему это не решает. Как будем из леса выбираться, ннэ?!

Через некоторое время ехать верхом стало невозможно из-за спускавшихся почти к самой земле ветвей. Лошадь нервничала. Новое приключение ей не нравилось.

Один из поисковиков принес отклик от чего-то крупного на самой границе досягаемости.

Из ближайшего куста вытянулась рука-сухая ветка и схватила тряпицу. Часть завернутой снеди выпала, но кое-что досталось и хозяину руки-ветки. Из кустов раздалось громкое чавканье. А потом в Катиссу полетел кусок пирожка.
- Дрянной твой пирожок, с капустой! - раздался скрипучий противный голос.