Пёсий сын

Уж сбиты лапы в кровь,
По грязи рысью вновь
Иду навстречу зимнему восходу.
И в нос ударит гарь,
Приют не предлагай –
Отказываюсь в пользу непогоды.

Пути, дороги, тракты и развилки,
И холод, пробирающий до нитки –
Оставлю на снегу глубокий след.
Свобода мне милей мясной похлёбки,
Ошейника с натянутой верёвкой,
Когда хозяина на свете больше нет.

Ушёл, забыл, оставил без пригляду,
Забрав с собой любовь мою наградой,
Служившей раньше, будто поводок.
А у меня остался мой ошейник,
Сцепившийся с концом хвоста репейник
И за спиной – клыкастый серый волк.

Вот стая замыкает смерти круг…
Освободи меня, лесной собрат и друг,
Уж разучился жить я на свободе.
Я верность подарил, исчез оскал,
Янтарных глаз огонь теперь уже пропал,
Давно я «пёсий сын», как говорят в народе.

Дыханье есть – а жизнь больше нет.
Я покупаю волчий ваш билет,
Хочу отправиться на лунную дорогу.
Туда, куда ушёл мой человек,
Хозяин, друг, душа моя навек…
Он для собаки остаётся богом.

Долг

Придумываем часто мы себе законы,
Обязанности, долг, который выше всех.
А после них – останутся вороны,
Которые распотрошат наш мех.

Что стоят все законы для судьбы?
Для пламенного взгляда из-под век.
И для одной, отчаянной мольбы…
И крови, обагрившей белый снег.

И вкуса чьей-то боли на зубах,
Под лапой скрипнувшего льда,
И дружбы, остающейся в веках,
Любви, что не исчезнет никогда?

Но каждый раз – упрямо ты твердишь:
Что честь – есть правда высшая на свете.
Идёшь вперёд, вокруг лишь гладь да тишь,
А в спину нагло усмехнётся ветер…

И ту, что любит, заставляешь ждать,
Когда за долгом вслед уходишь на войну.
И голос внутренний вновь просишь помолчать,
Когда он шепчет «Оставляешь ведь одну…».

Ведь если любит – пусть тебя она поймёт,
Пускай услышит, что тобой она любима,
Пускай узнает, для чего сейчас идёт
Её самец на верную погибель.

Войны рассвет скомкается бумагой,
И волчий дух отбросил все мольбы…
Молитву тихую ты вознеси Симарглу,
Чтоб я вернулся с битвы той живым.

Когда два войска выстроятся в поле,
Когда кровавый акт войны уже подписан,
Ты вспомни возлюбленных глаз горе
И пред оскалом смерти вновь услышишь:

«Забудь про долг! Он траура не стоит,
Не стоит та война последнего прыжка.
И не оценит мир тоскливых вдовьих стонов –
Им предначертана массовка для гроба».

Но долгу ты отдал последнее дыханье,
Которое не завещаешь уж жене.
Прости, любовь моя… Прости же за страданья.
Я оставался верен… долгу и – тебе.

Палач

Замрёт на сером горизонте
Размытый очерк силуэта…
Всю жизнь ты продала работе –
Но не нашла своих Ответов…

Вопросы жизни столь лукавы,
Не разобрать, где правда с ложью.
Обязанность или же право?
Быть палачом ведь очень сложно…

Но, раз ступив на этот путь,
Обречена найти Ответ:
Назад судьба не даст свернуть,
Судьба не знает слова «нет»…

Судьба не знает слова «слабость»,
И ты не дашь ей повода узнать.
Мягка внутри лишь саму малость –
Но не позволишь разгадать.

Стальной клинок снаружи прочен,
Рискните заглянуть поглубже:
Сомненья, боль и чувства точат,
Палач не знает жизни лучшей…

Палач… Зачем тебе судьба такая?
И кто назначил палачом?
Кто вырезал в плече по ране,
И кто же наградил огнём?

Пожаром смерти, адским дымом,
Последним пламенем войны…
И льдом, что стиснет грудь незримо,
Когда вернутся жертвы в сны.

Рискни: прыжок, рывок вперёд!
Прочь от дороги палача!..
..Ошейник же всех крепче тот,
Что надеваем сами на себя.

Песнь оборотня

Мне от рождения дана единая судьба:
Идти вперед легко, переливаться формой
И танцевать, плясать на лезвии ножа,
Что отдаётся в лапах острой болью.

Быть двумя – и никем, человеком и зверем,
Быть овечкою днём и охотником – ночью,
Быть легендой ночной или страшным поверьем,
Словно демоном Ада иль тварью порочной.

Слабость в сердце – безжалостно искоренять,
Выжигать без сомнений все чувства людские;
Первый древний закон – нам нельзя доверять,
Верность свято храним только волчьей гордыне.

Много жизней я чтила лишь волчьи законы,
Оставаясь верна лишь себе и закату,
Оставляя века и людей за спиною,
Шла вперёд за своею кровавою платой.

Я не знала любви и не знала прощенья,
Я не видела свет и не верила тьме,
Я брела по тропе под сокрытием тени,
Отвечая на зов только полной луне.

А под лапами – кости и жизней осколки,
А в глазах – две метели, что ярче огня,
А на сердце – нет места сомненья иголкам,
А в душе – лишь волчица лесная да я.

…Ты пропах серебром, словно дымом пожара.
Запах смерти и власти не примет мольбы -
Инквизиция здесь. Волкодавьи оскалы
Под людскою личиною прячете вы.

И охота – за мной. И расставлены сети –
Серебристой каймою опутан весь мир.
На силки и капкан указал верный ветер,
Обойду их легко – я не глупый вампир.

Ведь я – истинный Зверь, и за мною – удача,
Освещает луна окровавленный путь…
Ведь я – истинный Зверь, не могу я иначе,
Не дано вашей вере меня обмануть.

Был капкан и огонь. Серебро и железо.
Были волчьи облавы и кровь на снегу.
В спины вам усмехнусь: это всё бесполезно,
Промахнулся в охоте, а кричал ведь – «смогу!»…

Ведь ты лишь человек – право, низшая раса…
Издевательским смехом прокатится вой –
Ты возьмёшь арбалет, дверью хлопнешь… Прекрасно:
С нетерпением жду я свиданья с тобой.

Но томленье в груди… Чёрт, откуда взялось?!
Отчего опостылела нынче луна?
Мне судьба усмехнулась – и… понеслось:
Я узнала, поверила и – приняла.

Под массивными лапами – пепел да кости…
На ехидной мордахе – застывший оскал…
Ну, а в судьбах людских – мы лохматые гости…
А убийцей быть гостю – инстинкт приказал…

Чем различны, ответь? Ты убийца – и я.
Только ты – под крестом, ну а я – под луной…
Ты плечами пожмёшь, растеряв все слова,
И последняя пуля сверкнёт серебром…

И последняя пуля – в висок мне, волчице…
Ведь когда-то любил? Ведь когда-то берёг?
Короткий визг. Туман. И дрожь в моих ресницах.
Я не прощу. Пускай простит твой бог.

Не дописано...